Секретное оружие элит. Революция как элемент управления

Прочёл интересную статью. Привожу её текст (под спойлером), а ниже - свой комментарий.

Во всех случаях, когда революция действительно проходила поверх правящей элиты, продемонстрировавшей полную недееспособность, дело заканчивалось национальной катастрофой с резким падением уровня и качества жизни, с упрощением экономических и социальных структур. Так в истории случалось, но, в общем, не часто. Гораздо чаще революции шли по другому сценарию и имели своим результатом вполне позитивные преобразования в обществе

Определения неверны!

Будем понимать под революцией коренное изменение государственной системы, происходящее при непосредственном и значимом участии народных масс, сопровождающееся насильственным переделом власти и собственности, преобразованием административных, правовых и военных институтов, а также системы образования.
Революция может носить классовый характер, свидетельствовать о смене формации или даже фазы развития, но, разумеется, это не обязательно. Достаточно часто революционные перемены происходят в «надстройке», не затрагивая глубинные пласты общества.
Классический марксизм рассматривал революцию как основную форму социального движения, творческое, созидающее начало. Сегодня революция все чаще понимается как тяжелая болезнь государства и общества, страшная, неуправляемая и разрушающая сила. Интересно, что оба подхода явно или неявно исходят из ленинского определения революционной ситуации: низы не хотят жить по-старому, верхи не могут управлять по-старому. То есть, революция воспринимается как политическое банкротство «верхов» — социальной элиты. Цитируя В.Шульгина: «Был класс, да съездился».
Представляется, что эта точка зрения неверна.
Начнем с того, что не вполне корректно определение революционной ситуации, данное В.Лениным. Низы почти всегда хотят жить постарому, поскольку никакой другой жизни они не мыслят. Существует, однако, класс ситуаций, когда они жить по-старому просто не могут. Тогда все зависит от верхов. Если они сохраняют способность управлять по-старому, происходит бунт, а власти этот бунт подавляют. При этом пассионарность трудящихся масс падает: наиболее пассионарные элементы либо погибли в ходе бунта, либо смогли выдвинуться и занять позиции среди элит, — напряженность противоречий снижается, и ситуация в стране налаживается.
Примером можно считать восстание Емельяна Пугачева. Или, уже в новейшее время, Кронштадтский мятеж.
Если правящая элита может научиться управлять по-новому, вместо революции происходят реформы. Система управления, государственные институты и социальные институции приспосабливаются к изменениям в стране и окружающем мире и восстанавливают способность адекватно реагировать на актуальные вызовы.
В эпоху реформ активно работает социальный лифт, происходит частичная ротация элит. В итоге напряженность противоречий между «верхами» и «низами» опять-таки снижается, а страна выходит из кризиса усталой, но обновленной. В качестве успешных примеров можно привести Петровские реформы, отмену крепостного права в России, возрождение Германии при Аденауэре.
Неудачные попытки — реформы Косыгина, Перестройка.
Революция возникает в том случае, если власть не может управлять ни по-старому, ни по-новому.
Казалось бы, это действительно означает банк ротство правящей элиты и ее неспособность руководить страной. Но внимание, вопрос! Кто нам сказал, что «угнетенные низы» или «трудящиеся массы» или «народ» имеют в этой ситуации рецепт «управления по-новому»? Уровень образования народных масс и их лидеров по определению ниже, чем у элиты, информированность о реальной ситуации обычно близка к нулю, практический опыт решения административных задач отсутствует. Вряд ли отсутствие наиболее необходимых для управления компетенций и квалификаций можно до конца компенсировать «революционным чутьем», пассионарностью, волей и здравым смыслом.
Сколько шансов на то, что любители найдут выход из ситуации, из которой профессионалы выхода не видят?

Чего хочет элита?

Я рискну утверждать, что во всех случаях, когда революция действительно проходила поверх правящей элиты, продемонстрировавшей полную недееспособность, дело заканчивалось национальной катастрофой с резким падением уровня и качества жизни, с упрощением экономических и социальных структур. Так в истории случалось, но, в общем, не часто. Гораздо чаще революции шли по другому сценарию и имели своим результатом вполне позитивные преобразования в обществе.
Нужно очень четко понимать, что в любом обществе и в любой ситуации элиты неоднородны.
Внутри правящего слоя выделяются группировки, различающиеся положением в государственной иерархии, экономическими и политическими возможностями. Взгляды разных группировок на процесс управления и рамки, в которые заключен этот процесс, разумеется, не совпадают. Концепция реформ может зародиться внутри правящего слоя, но вне тех конкретных людей, которые в данный момент контролируют государство.
Понятно, что реформаторы будут искать возможность применить свои взгляды на практике.
В критической обстановке, когда возможности управлять страной по-старому будут исчерпаны, они могут обратиться к народу, чтобы получить власть революционным путем.
К таким революционерам из правящей элиты относились Лафайет, Мирабо, Макс Баденский, а также, например, декабристы, у которых захватить власть и провести реформы не получилось.
Наконец, весьма интересна ситуация, когда элита знает, как управлять по-новому, имеет все необходимые компетенции, но применить свои знания и умения не может. Мешают особенности законодательной системы. Или, что бывает гораздо чаще, система связей, стяжек и противовесов внутри правящего слоя настолько переусложнена, что сколько-нибудь резкие изменения сложившегося положения невозможны.
Проанализируем этот вариант на двух примерах, сколь схожих, столь и противоположных: Октябрьской Революции в России и создания Третьего Рейха на базе Веймарской Республики в Германии.
В России мы видим демонстративный разрыв с предшествующим режимом, гражданскую войну, грубое нарушение законности, физическое уничтожение и ограбление свергнутой элиты.
В Германии приход Гитлера к власти произошел вполне легитимно, дальнейшие преобразования также совершались «по правилам». В результате возникло тоталитарное государство, лишенное даже намека на существование демократических институтов. Правящая элита в значительной степени сохранила жизнь и имущество (по крайней мере, до покушения на Гитлера, то есть до середины 1944 года).
Революция в России считается классическим примером восстания низов и разрушения государственного порядка. Попробуем, однако, рассмотреть ситуацию непредвзято.
Проигрыш Русско-Японской войны не только обострил в России социальные противоречия (революция 1905 г., относящаяся по нашей классификации к категории «бунтов»: «верхи» подавили ее по-старому), но и вынудил правящую элиту по-новому проанализировать вызовы, стоящие перед страной. Россия, великая военная и колониальная империя, продемонстрировала полную неготовность к современной войне. При этом противник отнюдь не входил в «высшую лигу»: в 1905 году Япония неизмеримо уступала на море Великобритании, а на суше — Германии.
Очень быстро стало понятно, что военное поражение — верхняя часть айсберга. Российская промышленность теряет конкурентоспособность, Россия все больше отстает от передовых европейских стран и США.
Причину отставания выявили работы Д. Менделеева, окончательная точка была поставлена уже во время Первой мировой войны комиссией В.Вернадского, известной как КЕПС (Комиссия по естественным производительным силам России).

Как модернизировать Россию?

Если очень кратко, то вердикт КЕПС выглядел следующим образом: по мере развития индустрии протяженность России стала ее ахиллесовой пятой. Даже если производительность труда будет такой же, как на Западе, если плотность железных дорог и количество электростанций на единицу площади достигнет западных показателей, российская промышленность все равно останется неконкурентоспособной, поскольку среднее транспортное плечо — больше и, соответственно, выше транспортные издержки. Но проблема заключается в том, что до этих западных показателей — «дистанции огромного размера». Россия в начале ХХ века оказывается больной инфраструктурной недостаточностью, ей требуется подлинная революция в организации и обеспечении производства. Для этой революции нет средств, и найти их невозможно, потому что «таких денег не бывает».
Острее всего проблему воспринял Генеральный штаб. Насколько можно судить, уже к 1910 году он подготовил два возможных решения. Первое было вполне очевидным: выиграть предстоящую войну с Германией и Австро-Венгрией, выиграть любой ценой, но так, чтобы победа выглядела неоспоримой. После этого ограбить поверженного противника дочиста и за его счет провести модернизацию. Но тогда нужно побеждать в скоротечной войне — до того, как союзники развернут весь свой военный и промышленный потенциал. Понятно, что после Цусимы и Порт-Артура разумные люди в Генштабе обязаны были задать себе вопрос: а что делать, если быстро победить не получится?
Затяжная война оборачивалась для России катастрофой вне всякой разницы от окончательного результата. В случае победы Центральных держав инфраструктурная отсталость России была бы зафиксирована Германией, а в случае их поражения — союзниками. В обоих случаях вырисовывалась малоприятная перспектива полуколонии по образцу Турции или Китая.
И тогда возникает второе, невероятное решение. Найти в России силу, которая способна провести модернизацию за счет внутренних ресурсов — за счет всего и невзирая ни на что — ни на закон, ни на обычаи, ни на человечность.
Какое-то время Генштаб, очевидно, рассматривает средний вариант: верхушечный переворот, замена Николая Второго Великим князем Николаем Николаевичем. От этой компромиссной идеи отказались где-то между 1915 и 1916 годами. В 1917 году ставка была окончательно сделана на партию большевиков.
Связь между большевиками и российским Генеральным штабом прослеживается вполне четко, равно как и преемственность между программой ГОЭЛРО и деятельностью КЕПС. «В людях» взаимодействие осуществлялось через братьев Бонч-Бруевичей, из которых один, фактически, заведовал орготделом партии большевиков, а после революции стал управделами СНК и личным порученцем Ленина, а второй был офицером Генштаба и осенью 1917 года возглавлял Северный фронт. М.Бонч-Бруевич был очень хорошо знаком с генералами, сыгравшими ключевую роль в феврале и октябре 1917 года — Лукомским, Даниловым, Потаповым, водил он знакомство и с промышленниками уровня Гучкова. Не меньшее значение имела связь Потапова, заместителя начальника Генштаба и генерал-квартирмейстера, со старым большевиком Кедровым. Незадолго до революции Кедров свел Потапова с членом ВРК Подвойским. Стороны мило побеседовали, в результате чего Генштаб палец о палец не ударил во время штурма Зимнего, а после переворота перешел на сторону Советской власти.
К концу 1918 года генштабисты занимают ведущие должности во всей структуре военного управления Красной Армии. Даже количественно генштабистов в РККА было больше, чем во всех белых армиях, вместе взятых; если же рассматривать высшую штабную элиту, то она участвует в Гражданской войне на стороне Советской власти практически целиком. В ответ большевики относятся к сотрудникам Генштаба с известной мягкостью, само учреждение продолжает работать и получать зарплату наряду с Комиссией Вернадского. Еще во время Гражданской войны разворачивается масштабная программа изучения опыта Первой мировой войны. А в феврале 1920 года дается старт плану ГОЭЛРО, руководство которым сосредотачивается в руках Ленина, Калинина и Кржижановского. С этого момента молодое Советское государство начинает инфраструктурную гонку.
Управленческая элита в лице Генштаба, промышленная элита в лице ряда промышленников и предпринимателей, вносящих деньги в кассу большевиков, интеллектуальная элита Комиссии Вернадского, инженерная элита, — все эти люди, составлявшие основу правящего класса дореволюционной России, пожертвовали жизнью, честью, имуществом, Империей, династией, но они придали большевистскому перевороту творческое, созидательное начало, сделали его революцией. А большевики, со своей стороны, не остановились ни перед чем, решая задачу инфраструктурной недостаточности страны. И для индустриальной фазы развития они вполне справились с ней, превратив к началу 1960-х годов Россию в сверхдержаву.

Революция без революции

Германия традиционно предпочитает половинчатый «прусский путь» в революционных преобразованиях. После Первой мировой войны перед страной встала задача восстановления государственности и воссоздания армии. Невооруженным глазом было видно, что Веймарская Республика эту задачу решить не способна, даже при молчаливом содействии держав-победительниц.
И уже с середины 1920-х годов возникают контакты между германскими промышленниками, прежде всего Тиссеном и Функом, и маргинальной партией только что вышедшего из тюрьмы А.Гитлера. Гитлер быстро находит общий язык и с военными, такими как Бек и Бломберг. Изначально поставлен вопрос о свержении Республики, отмене Версальского договора и перевооружении армии любой ценой, но генералы и промышленники просят — а Гитлер обещает — сделать все это исключительно законным, мирным путем. Позиция Гитлера выражена очень точно: переворот является не первым, а последним актом революции;
НСДАП захватит власть тогда, когда государство будет к этому вполне подготовлено.
Понятно, что преемственность веймарской и гитлеровской элиты первоначально была выражена гораздо сильнее, нежели связь между высшими слоями Российской империи и Советской Республики. Тем не менее определенная ротация кадров произошла и в Германии.
НСДАП решила задачу модернизации страны и отмены Версальских ограничений, но — ценой Мировой войны, национальной катастрофы и нового военного поражения. Вполне возможно, что «прусский» половинчатый путь, попытка устроить «революцию без революции» с неизбежностью приводит к подобным трагическим результатам. Тем не менее следует заметить, что Версаль породил катастрофическую депрессию в Германии — депрессию социальную, психологическую и экономическую, в то время как разгром во Второй мировой войне стал началом нового подъема страны и, в конечном счете, привел к созданию Европейского Союза.
Подведем итог. Революцию отличает от бунта наличие проектности. Практически всегда эта проектность создается правящей элитой для решения тех задач, которые не могут быть решены легитимно. Эта элита является и источником революции, и ее жертвой.
Другими словами, революция — специфическая форма налога кровью, который во все времена и во всех режимах возлагается на правящий слой.

Источник

Любопытная статья.
Верно вспомнили о географическом факторе России, который НИКОГДА не позволит ей быть конкурентоспособной в капиталистической системе. Но есть и второй фактор - климат. Об этих двух исключительных факторах России (присущих ТОЛЬКО ей) очень хорошо и убедительно (доказательно) написал А.Паршев в книге "Почему Россия не Америка". (В простой и лаконичной форме с этими доводами можно ознакомиться в статье В.Кожинова "Можно ли жить по-европейски в русский мороз?" Настоятельно рекомендовал бы прочесть эту статью, найдёте там много удивительного о России и мире для общего понимания глобальной экономической ситуации). Поэтому КАПИТАЛИЗМ В РОССИИ НЕ ВОЗМОЖЕН В ПРИНЦИПЕ. Его внедрение преследует целью разрушение страны. Возможны некоторые его вариации, но все они связаны с тем, что в условиях нашего климата и расстояний государство ОБЯЗАНО заниматься протекционизмом, дабы промышленность просто могла существовать! У нас же этого не делают, а на саммите 20-ки в Брисбене либерал Путин подписал документы о полном запрете государственного протекционизма в G20, т.е. подписал экономике страны смертный приговор.
Если оставаться в капиталистической системе, то нам нужна СВОЕобразная форма некоего государственного капитализма, где чистый рынок работает только в сфере бытовых услуг и обслуживания населения (кафешки, автомойки, магазины и т.п.), а любое производство должно получать господдержку (протекцию). При этом два главных естественно-исторических инструмента протекционизма - избыток и, соответственно, дешевизна углеводородов и электроэнергии намеренно уничтожены либеральной властью России. И именно поэтому их следует в первую очередь национализировать и снизить внутри страны до цены = себестоимость + плановая рентабельность (около 20%), а не привязывать к мировым ценам на нефть и энергию, как это требуется в ВТО (т.е., из ВТО надо уходить однозначно!).
Другие основные инструменты протекционизма:
- доступные беспроцентные кредиты (или даже с отрицательной процентной ставкой, как в Китае);
- разумная налоговая система (по Великой Ясе Чингисхана суммарный налог в Едином Государстве И-Го не мог быть более 10%) и снижение бюрократических препон, особенно при создании нового производства;
- освобождение от налогов нового производства до погашения кредитов;
- введение заградительных таможенных пошлин на товары, производимые в России (факультативно).
Это необходимо и достаточно. Безвозмездных денег даже и не нужно давать предпринимателям. Вот это сделать - и Россия взлетит! Вышеперечисленные факторы (география и климат, протекционизм) следует ОБЯЗАТЕЛЬНО учитывать при постреволюционном управлении по-новому. Без этого страна погибнет в ближайшие годы.
Далее. Есть ещё несколько чисто российских, специфических фактора, связанных с элитами и революционными ситуациями.
1) Россия - уникальная цивилизация. Она НЕ ЗАПАД и НЕ ВОСТОК, хотя очень близка к Востоку (я бы даже сказал, повторяя В.Шубарта, что Россия - душа Востока). По китайскому коду перемен "Запад одолевает Восток" (у китайцев Россия это Восток, что, собственно, верно). Одолеет или не одолеет - вопрос пока открытый. Но пытаться одолевать будет всегда: по их природе; по их духу неба, почвы и крови! Мы для запада ВСЕГДА будем ЧУЖИМИ, т.е., врагами (сознательно или бессознательно). Их экспансия будет идти по всем фронтам: военному, культурному, идеологическому, информационному, товарно-денежному... Поэтому никогда не надо тупо копировать всё западное, преклоняться перед ними, а элита к этому склонна. Мы всегда должны быть СОБОЙ. А сейчас в этом у нас полный швах.
2) периодическое впадание в застой. Это свойственно не только элите, но и народу, но у элиты это критично для судьбы страны! В России период пассионарности сменяется периодом застоя, и это на протяжении её истории случалось неоднократно. Вот и в "нулевые" годы мы расслабились, экспортируя углеводороды, элита кайфовала, что-то кидали и народу, и тот был тоже этому рад, и опять впёрлись в очередной застой. Поэтому мудрый правитель России, зная эту специфику, должен не на словах, а на деле быть той щукой в пруду, которая тормошит карасей; создавать социальные лифты; формировать идеологию; подпитывать народные стремления; перетряхивать элиту. Ничего этого Путин не делал и не делает.
3) необходимость периодической догоняющей модернизации. О ней вспоминают, когда от застоя дела приходят в упадок, начинается смена застоя на пассионарность и появляются призывы "догнать и обогнать". Но в силу того, что "Запад одолевает Восток", а Россия - не Запад, Запад в технократическом смысле всегда будет сильнее нас и модернизационные идеи (применимые в России) мы всегда будем черпать у Запада. Это нам надо как-то научиться принимать и жить с этим. Но ничего страшного тут нет, т.к. российская творческая научная и изобретательская мысль, базирующаяся на парадоксальном русском мышлении, которое, в свою очередь, основывается на русском языке, всегда будет вносить достойный вклад в мировую копилку прорывных идей; но внедрять эти идеи в производство лучше всего получается у рационального Запада, а мы будем их догонять, заимствуя технологии, но не будем выглядеть при этом тупыми дикарями, когда осознаем свою архетипическую индивидуальность. Вот и сейчас, задним умом, получив экономические санкции Запада, задумались, что на нефтегазовые деньги надо было покупать прежде всего технологии... - снова наступили на хорошо знакомые грабли.
Вышеперечисленные особенности России хорошо расписаны в книгах В.Кирпичёва "Зеркало для России. О чём молчит власть" и "Путин против либерального болота. Как сохранить Россию" (хотя, почему Путин против либерального болота, я из книги так и не понял).
4) наличие такой классовой прослойки как интеллигенция. Интеллигенция - чисто российское явление. Это "люди умственного труда", но не все, а только те, кто так или иначе проявляют политическую и идеологическую активность, имеют живой и постоянный интерес к политике, они образуют своего рода общество внутри России (тогда как "народ [обычно] безмолвствует"), но в качестве сочленов этого общества В НУЖНЫЙ МОМЕНТ выступает преобладающее или даже абсолютное большинство населения страны. Вот пример из предреволюционного 1917 года: "Партия большевиков до 1917 года насчитывала максимум 8 тысяч членов, хотя она вроде бы была партией многочисленного рабочего класса. На деле ее составляла, в основном, интеллигенция. И поскольку не менее радикальная «интеллигенция» была многочисленнее, количество членов либеральной кадетской партии достигало тогда 100 тысяч членов, то есть в 12 раз больше, чем «пролетарская»." (Взято из статьи В.Кожинова "Почему произошло крушение СССР?") То есть, весь срез революционных политических сил фактически представлен интеллигенцией (а не правящим слоем/элитой, как заключает автор статьи; это чисто российская специфика). Сейчас в интеллигенции здравых умов мало. В основном или продажная "пятая колонна" или ангажированые оголтелые запутинцы; оба сообщества основаны на лжи. А нужна правда. Которая горькая. Воспитанием своей интеллигенции тоже, оказывается, надо заниматься. Иначе она взрастёт дикая, чужая. Орудие тут - культура (как возделывание дикости) и правда.
5) "русский бунт, безжалостный и беспощадный". Автор не учитывает эту специфичную русскую политическую традицию. О соотношении понятий "русский бунт" и "революция", а также о роли одного в другом сейчас рассуждать не будем.
Без учёта этих наших глубинных специфических факторов любая серьёзная революция в России (сверху ли, снизу ли) сведётся всего лишь к "майдану" или дворцовому перевороту без блага для страны и народа (а, скорее, погибельному для него).